Состояние гагаузского языка в Республике Молдова
Проблема использования гагаузского языка в повседневной речи для гагаузов началась отнюдь не в наши дни и даже не 30 лет назад, когда создавалась Гагаузская автономия, а гораздо раньше – в разгар советского периода и всеобщей русификации. Общеизвестным историческим фактом является то, что преподавание гагаузского языка в местных школах прекратилось в 1962 году, таким образом, поколение ровесников моих родителей не изучало в школе свой родной язык.
Также этого были лишены дети, родившиеся в 70-80-х. Я очень хорошо помню, что в начальной школе у нас существовало правило: гагаузский язык – для дома. Помню, что тех моих одноклассников, которые на переменах говорили между собой на гагаузском, учительница постоянно одёргивала и заставляла переходить на русский. Также на моей памяти было несколько родительских собраний в младших классах, когда нашим родителям рекомендовали дома разговаривать с нами на русском, читать русских классиков и развивать русскую речь. Собственно, всё это нельзя рассматривать лишь сквозь призму негатива, поскольку благодаря русскому языку из гагаузов выросли ставшие в последствии знаменитыми доктора, педагоги, инженеры, учёные, писатели и др. Но есть один важный нюанс: в сознании многих прочно закрепилось культивировавшееся десятилетиями убеждение, что гагаузский язык – это всего лишь «язык для дома».
В учебную программу моего поколения гагаузский вернулся в 1993-м году, во всяком случае, именно тогда в моём расписании впервые появился предмет «Гагаузский язык и литература». Но к тому времени большая часть моих тогдашних сверстников (включая моих одноклассников-гагаузов и меня саму) уже были практически неспособны говорить на гагаузском языке даже на бытовом уровне. Таким образом, как-то сам собой гагаузский язык из категории «языка для дома» перешёл в категорию «язык для бабушек и дедушек». Впрочем, в сельских населённых пунктах эта проблема не стояла так остро, как в городских, поскольку в сёлах молодежь всё-таки росла в естественной языковой среде. Но вот когда после окончания сельских восьмилетних школ им уже приходилось поступать в наши городские десятилетние или вечерние школы, было очевидно, что сельская молодёжь стесняется говорить со своими городскими сверстниками на гагаузском.
И это феномен тянулся шлейфом с постсоветских времён почти до конца 90-х. Я очень хорошо помню времена и когда сама была студенткой, и когда потом короткое время преподавала студентам, как многие 17-19-летние девушки и парни стеснялись даже признаваться, что они гагаузы. Представляете, молодым людям было стыдно говорить: «Я – гагауз». И всё это, как ни парадоксально, происходило уже на фоне активизировавшихся процессов борьбы за самоопределение нашего народа и за становление гагаузского самосознания, а на горизонте уже маячила Гагаузская Республика и затем Гагаузская автономия.
Другим парадоксальным фактом в гагаузском обществе стало то, что многие родители с самого появления Гагаузии стали открыто выступать против того, чтобы в автономии вводили обучение на гагаузском языке. Сама идея перевода общеобразовательных предметов на гагаузский язык встретила в родительской среде такое мощное сопротивление, что, как видим, даже за все эти 30 лет мы не продвинулись в этом вопросе дальше, чем внедрение изучения гагаузского языка в детских садах и перевода нескольких самых простых школьных предметов (по-моему, ИЗО и труд) на гагаузский язык. И ещё внедрения в куррикулум специального предмета ИКТГН – «История, культура и традиции гагаузского народа». И ни для кого не секрет, что ежегодно гимназии и лицеи Гагаузии теряют потенциальных выпускников, которые не хотят сдавать гагаузский язык на бакалавриате и поэтому либо переводятся в учебные заведения тех районов, где не преподаётся гагаузский, либо вовсе уходят из системы образования.
В Гагаузии действует Закон «О расширении сферы применения гагаузского языка», разработанный и внедренный в 2018 году депутатами НСГ Екатериной Жековой, Еленой Карамит и Михаилом Железогло. И вот ещё один парадоксальный факт: принятие данного закона в своё время вызвало сопротивление со стороны исполнительной власти Гагаузии под руководством предыдущего башкана Ирины Влах. Тем не менее, преодолев сопротивление башканата, Закон был всё-таки принят: в целях обеспечения функционирования и расширения сферы использования гагаузского языка на фоне сокращения числа людей, говорящих на гагаузском языке, вытеснения гагаузского языка и культуры под воздействием других языков и культур, с осознанием исторической необходимости сохранения и развития гагаузского языка, являющегося основой самобытности гагаузов и существования самого народа.
Как сказала по этому поводу одна из авторов Закона Екатерина Жекова, «…есть много разных причин «истощения» среды звучания гагаузского языка в автономии. Но главная причина – ни одна официальная власть Гагаузии за все эти годы не создала условий для того, чтобы гагаузский язык стал фундаментом и главной ценностью Гагаузии. Именно это сделало гагаузский язык самым уязвимым языком среди двух других используемых в автономии».
За последние несколько лет я написала множество текстов о проблеме гагаузского языка и, к сожалению, не могу похвалиться тем, что они хотя бы на что-то повлияли или хоть что-то изменили. Нельзя сказать, что в Гагаузии ничего не делается ради «оживления» гагаузского языка, но факт остаётся фактом, и это в очередной раз подтверждают результаты последней переписи: число гагаузов, говорящих на родном языке, продолжает снижаться.
Какой выход вижу из этой ситуации? Мне кажется, что идея о том, что возрождение языка надо начинать с семьи, уже не вполне работает. В Гагаузии за последние десятилетия выросло не одно поколение детей, неспособных говорить, писать и думать на гагаузском языке. Соответственно, в современных семьях, где уже нет в живых бабушек и дедушек, а родители сами не владеют гагаузским, у детей нет шансов начать говорить на родном языке. В этих реалиях я бы больше делала ставку всё-таки на дошкольное и школьное образование. На необходимость увеличивать количество не только часов, но и предметов, как минимум, гуманитарных, которые ведутся на гагаузском – это один из способов защитить язык от исчезновения. И делать это не только в начальном звене, но и на протяжении всего цикла обучения, включая колледжи и университет.
И второе, на что я бы ставила ещё больший упор: это на законодательном уровне закрепить требование, чтобы все без исключения заседания Исполнительного комитета и Народного Собрания Гагаузии проводились только на гагаузском языке. У нас сейчас власть переложила ответственность за спасение языка на нынешних детей и подростков, в надежде, что они вырастут и родят своих детей, которые уже будут знать свой язык и говорить на нём. Отлично. Предположим, так и будет. Но это дело будущего. А мы находимся в настоящем. И, покуда власть сама не исполняет собственные требования по сохранению и использованию языка, как она может чего-то требовать от населения? К тому же, считаю, что перевод всех заседаний Исполкома и НСГ на гагаузский язык подстегнёт нынешнее взрослое население начать изучать язык хотя бы ради того, чтобы понимать, о чём на своих заседаниях говорят члены Исполкома и депутаты, ведь это касается буквально каждого из нас.
Предвижу, конечно, у своих оппонентов и критиков массу доводов, почему «нет». Кому-то мои предложения покажутся жёсткой мерой, кому-то несправедливой, кому-то нереализуемой. На это отвечу лишь одно: кто хочет – ищет способы, кто не хочет – ищет причины. Мы слишком затянули с поиском причин, почему гагаузы до сих пор не способны защитить свой язык от вымирания. Пришло время действий.
Ната Чеботарь
Гагаузская журналистка
